Сайт об Ахтубинске, ГЛИЦ им. Чкалова, его истории, замечательных людях, всех тех, кто прославляет ВВС.
 
Новогодняя история о хлястике, термометре и армейской смекалке

Новогодняя история о хлястике, термометре и армейской смекалке

Накануне Нового года Василий Монголов, тихий, урав­новешенный юноша, возвращался из увольнения. Людская, предпраздничная суета, волнами захлесты­вающая город, к вечеру пошла на убыль. Привычно пересаживаясь с троллейбуса на автобус, через 40 минут тряски по дорогам, вымощенным еще в эпоху русских царей, он добрался до родного училища. И вдруг, проходя КПП, услышал вдогонку насмешливое: “Смотри, наш Чукча без хлястика пошел». Чукчей его назвали скорее по привычке, на самом деле, фамилия, разрез глаз и кривые, словно обручи ноги, выдавали в нем потомка велико­го завоевателя. Узнав о пропаже, он призадумался. Хлястик — штука неприметная, так себе, суконная пе­ремычка, соединяющая полы армейской шинели. Но с другой стороны без этого гибкого мостика — атрибута армейской моды, ты из ряда прилежных, сразу перемещаешься, по выражению старшины Васильчука, в категорию раздолбаев. Было о чем призадуматься. Праздничный подарок вне очереди обеспечен.

Все его несчастья приходились на это время года. На первом курсе, когда весь нормальный народ усаживался за праздничные столы, он почувствовал ост­рый приступ аппендицита. Врач, осматривающий его, предложил раздеться и после тщательного обследования места, граничащего с адамовым корнем, сообщил: жить будете, но потребуется кое-что удалить. Услышав это, Василий непроизвольно прикрыл низ живота.

— Успокойтесь, молодой человек, я имею ввиду аппендицит, а то, о чём вы подумали, Вам еще послужит верой и правдой.

— Чтобы не смущать пациента, молодая сестричка выдала Васе бритву и предложила побриться. Вы­росший среди дикой природы он воспринимал все в буквальном смысле, и, взяв лежащий рядом кусок хозяйственного мыла, намылил голову. Лезвие было тупое, тем мучительнее оказалась процеду­ра. К моменту, когда в кабинет снова вошла мед­сестра, он выбрил только часть головы, и то в шахматном порядке. Увидев обезображенную, всю в порезах голову Василия, она сначала громко вскрикнула «ой!”, а затем захлебнулась  собствен­ным хохотом. История получила огласку, а Василий первое прозвище — “Монгольский цирюльник”.

— После тщательного взвешивания всех “за” и “против”, он доложил о пропаже Васильчуку Степану Оганасычу. Старый “карьерист”, дослу­жившийся в свои 52 года до звания старшины, был лаконичен: “Шоб к утренней проверке было. Усек?” Ночью Монголова мучили кошмары. Огромный кот с хлястиком вместо хвоста разгули­вал в полуметре от спящего Василия. Ошарашен­ный такой наглостью он хватал его, в этот миг кот оборачивался и — “О, жуть!”, вместо кошачьей мор­ды, на него смотрела физиономия старшины Васильчука, ласково мурлыкающего: “Чтоб к утру было.”

— Устав от преследующего его наваждения, Васи­лий встал и обреченно побрел вдоль отутюженного строя курсантских шинелей. Озабоченный соб­ственными неприятностями, он даже не заметил брошенную кем-то на пути следования “машку” — приспособ­ление для натирки полов. Первые секунды полета прошли удачно. Пролетев несколько метров, он приземлился в шаге от изумленного дневального и тут его осенило. Промолчав на ехидный вопрос о неисправностях тормозного парашюта, он артис­тично замер, изображая пришибленного и покале­ченного судьбой человека. Пока дневальный бегал за подмогой, чтобы оживить Василия, тот быстро сорвал с первой попавшейся шинели злополучный хлястик и, упрятав его поглубже в нательное бе­лье, замер в прежней позе. Утром старшина про­водил предпраздничный осмотр. Из противополож­ной стороны казармы было видно, как из канцеля­рии выскочил раскрасневшийся Васильчук и при­нялся распекать дневального, прозевавшего хляс­тик с шинели командира роты. А затем, ища глаза­ми Монголова, гаркнул на всю казарму: “Где этот потомок Чингисхана?”

— Здесь я, товарищ старшина — робко отозвался Василий.

—  Я тебе, — поперхнулся от обиды Степан Оганасыч, щас такую…он на секунду задумался, выбирая кару изощреннее, но видимо в это время фантазия покинула его и он выпалил,-  катаклизму уст­рою, що Тарасе Бульбе и не снилось.

К счастью, хлястик удалось снять с шинели кого-то из курсантов  отдыхающей смены, но после этого случая он стал пропадать каждую ночь. Через два месяца, готовясь к очередному построению, Василий обнаружил, что круг замкнулся и его шинель как-то сиротливо распахнула свои объятия.

                                                                                                                                   

 

 

Эта занимательная история, ставшая впоследствии притчей, имела свое продолжение. Через много лет в столице произошел забавный случай, дей­ствующим лицом которого, как вы надеюсь, дога­дались, стал не кто иной, как Василий Петрович Монголов, офицер одного из солидных военных учреждений.

Генерал Крутой каждое утро, приходя на служ­бу, любил сверять свои личные наблюдения о про­казах московской погоды с показаниями огромного градусника, красовавшегося на фасаде возглавляемого им учреждения. В этот день жена Нюся, провожая его на работу, привыч­но чмокнула в щечку и просила долго не задержи­ваться, ведь скоро Новый год. Удобно располо­жившись на заднем сиденье представительской иномарки, Сергей Митрофанович, помахал ей рукой и как обычно, принялся наблюдать за неторопливыми сюжетами городской жизни.

Учреждение, которое он возглавлял, сокращенно называлось МРУ, что давало лишний повод острякам склонять его на разные лады. Кстати, подумал генерал, надо дать команду Монголову разобраться с этим куплетистом, пра­порщиком Дофенькиным. Вчера он краем уха услышал, как тот в курилке распевал дурацкие припевки: “Ох, от смеха я помру, коль скажу, что я из МРУ”. Увидев генерала, испуганно смолк, но ста­рый вояка успел уловить конечные фразы: “Отопру, ЦРУ” и еще одно неприличное слово.

Знакомые голубые ели на фоне узорчатых чу­гунных ворот отвлекли от мыслей о мести. Пройдя к штабу, Сергей Митрофанович взглянул на гра­дусник. Ноги его, привычно измерявшие высоту этих ступенек вот уже второй десяток лет, никак не отреагировали на обеспокоенные вращательные движения головы генерала. Сбившись с нужного ритма, одна нога запнулась о край ступе­ни, и он со всего размаху влетел в раскрытые на­стежь дежурным двери штаба. Отштукатуренная в мелкую крапинку стена, где на протяжении многих лет красовался предмет гордости генерала, была пуста.

В фойе перед ним навытяжку стоял ответственный по учреждению полковник Монголов Василий Петро­вич. В целях конспирации опустим подробности их приватной беседы. Две противоречивые натуры, одновременно вселившиеся в Крутого, распирали его собственное “Я”. В одной из них Василий Пет­рович узнал старого Васильчука, другую подсказал образ братишки Федотки, морщившего лоб и гото­вого всякий раз расплакаться, когда у него отни­мали любимую игрушку.

—   На профилактике, товарищ генерал, вчера сняли, чтобы параметры скорректировать, пыль сдуть, ртуть подлить.

—  Какая профилактика, Монголов, — в его голосе прорезались такие нотки металла, что ими можно было перепилить любые струны души. — Чтобы к обеду висел на прежнем месте.

—  Выйдя от начальника, Монголов вызвал прапор­щика Дофенькина.

—  Ты — ответственный за сохранность казенного имущества? — на недоуменный взгляд прапорщика пояснил. — “ЧП” у нас, понял, градусник генераль­ский пропал.

— Как пропал? Он что у него из подмышки выпал, или забыл где?

—  Ты, Витя, дураком не прикидывайся, я тебе про уличный термометр говорю. Какой ты непонятливый стал и вообще генерал на тебя зуб имеет, куплетами забавляешься.

—  Так что, это твой последний и решительный шанс. Включай армейскую смекалку и действуй.

—        Через несколько минут спокойную жизнь города разрезал истошный вой сирены. Скорая помощь с военными номерами, подрезая на поворотах “Мерседесы” и “БМВ”, промчалась в неизвестном направлении. Устав от смертельных гонок, она останови­лась около главного подъезда солидного мини­стерства в центре Москвы.

Трое молодых людей в белых халатах и марле­вых повязках осторожно сняли со стены украшав­ший ее большущий, полутораметровый  термометр и бережно, словно тяжелобольного уложили на носилки. Все происходящее выглядело настоль­ко буднично и бесхитростно, что совсем не при­влекло

внимания служащих, снующих рядом по своим делам.

Лишь местная блюстительница порядка, убор­щица баба Маша, слегка наклонив голову, подо­зрительно прошамкала: “А чо енто вы храдусник прибрали?”

—  Мы из института землетрясений, фон радиоак­тивный замеряли. Повышенный он у вас. Да и ртуть старая, требуется заменить.

—  Термодиффузиус дефектус,- изрек первое, что пришло на ум Дофенькин. — Не переживайте, начальство в курсе.

—  Вы бы бабуля, лучше дезактивацию провели, стеночку помыли.

—  Когда Монголов докладывал о завершении  операции «профилактика термометра», Сергею Митрофано­вичу позвонил давний сокурсник по академии, а сейчас сотрудник центрального аппарата.

Шеф у нас раздосадован, полчаса назад ка­кие-то проходимцы термометр у главного подъезда увели. Грозится лишить всех премиальных. Выру­чай, не знаю что делать, в долгу не останусь, коньяк за мной.

Прикрыв трубку рукой, Крутой начал вращать пальцем возле виска, а затем шепотом в сторону прохрипел: “Вы хоть знаете, откуда градусник ута­щили, сейчас такое начнется!” И уже громче в трубку: “Понял тебя, Александр Петрович, есть у меня специалисты, — добавив после непродолжи­тельной паузы, — по обслуживанию уличных термометров, поможем обязательно”.

История повторилась, только на этот раз «про­филактике» подвергся термометр академии воздуш­ного транспорта.

—  Куда презент ставить? — в приоткрытой двери стояли улыбающиеся Монголов и Дофенькин с ящиком кизлярского коньяка.

—  Держа одной рукой трубку, генерал указал в сторону комнаты отдыха.

—  Кстати, возьми, Василий Петрович, себе пяток. Да, вот еще что, тут из академии звонят, говорят, что у них кто-то градусник спер, грозятся ящик, шампанского выставить.

—  Дался им этот градусник, Сергей Митрофано­вич, с ума, что ли все посходили?

—  Но закончить Монголов не успел, в кабинет вбежал запыхавшийся дежурный по части: “Товарищ генерал, там три Ку-Клукс-Кланы, тьфу-ты, шуты, Санта Клаусы наконец выговорил он, наш термометр уносят, говорят, что к себе в Лапландию.

P.S. История основана на реальных вы­мыслах знакомых людей. Наименования воинских учреждений по известным при­чинам изменены.

 

 

Александр Салмин

(При использовании материалов или цитировании обязательно указывать ссылку на автора и сайт «Ахтубинский пилот»)

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *