Эта встреча не обязательна, случайна и могла произойти где угодно: в купе поезда, гостиничном номере и больничной палате. Неважно, где и когда, но как любую встречу, носящую мимолетный характер, заполнить ее должна была беседа, такая же открытая, без оглядки и переживаний за то, что пришлось откровенничать и делиться чем-то личным, своим.
Я вытягивал из нее все, что мог, едва успевая свивать в моток впечатлений, подробности и детали, заряжая эмоциями своих собеседников и давая им высказаться. Сразу после знакомства стало ясно, что по возрасту я значительно старше трех остальных, и лишь круглолицый акын, а по-русски Борис Николаевич, был почти моим одногодкой. С ним у нас установилось абсолютное единство взглядов во всем, что касалось политики, истории и общества, чего не скажешь о более молодом крыле нашей компании. Само собой получилось, что обращались мы друг к другу, упоминая только отчества, приучая к этому своих собеседников.
Добрососедская натура Бориса Николаевича не давала ему покоя узнать о других как можно больше, но получалось, что именно он начал с рассказа о своем детстве, видимо непростом, когда ему, мальчишке из астраханской глубинки, приходилось собирать кизяки в степи и возить их на тележке для домашних нужд. Чтобы как-то закрепиться в глазах окружающих, он непрерывно кому-то звонил, давая указания и поминутно поясняя, что один большой человек из налоговой умер и теперь ему – его другу и одновременно «почетному» гостю приходится отвечать за то, чтобы поминки прошли как надо и вдова не скупилась. Бишбармак и все прочее должны быть на столе, пояснял он нам, стирая в своем восприятии разницу между проводами в последний путь и проводами старого Нового года.
Иван был коренной астраханец и в свои тридцать три года успел поработать водителем большегруза, бульдозера, проявляя хорошую осведомленность обо всем, что происходило в городе. Поначалу он отмалчивался и лишь затем, когда речь заходила о том, как мы все живем, включался в разговор и активно поддерживал своих товарищей. Это была и остается та самая ключевая тема на века, которая всегда беспокоила российскую общественность, будоражила интеллигенцию, каких бы взглядов она не придерживалась, неизменно присутствовала на кухне в советский период и уж тем более касается людей, имеющих основания предъявить претензии к нынешней власти. Но одно дело пенсионеры, в лучшем случае довольствующиеся 12-15 тысячами, и это еще хорошо, и совсем другое – едва перешагнувшие тридцатилетний порог парни.
Для Владимира, недавно уволившегося из армии по состоянию здоровья, государство, казалось бы, сделало все. Он получил причитающиеся ему выплаты и построил дом, вложив более трех миллионов рублей. Но обида не уходила. Мог бы еще служить, уговаривал и командир дивизиона остаться. Дело не в том, что завалил сдачу спортивных нормативов, солидный довесок в виде выпирающей части тела никак не мешал ему ловко орудовать инструментами и быть мастером на все руки. Владимир был убежден, все дело в черствости командира полка, не оставившего ему выбора после просьбы перевести на вышестоящую должность. А раз нет перспективы, то и смысла нет оставаться в армии.
Рассуждая о том, как мы сейчас живем, он выложил все, что думал сам и о чем можно прочитать на страницах интернет-изданий. Опускаю частности, в нашей стране, где уровень социального неравенства зашкаливает, справедливо критиковать правительство. Но вот связывать это с итогами Второй мировой войны и говорить, что мы проиграли в той войне, если судить по уровню жизни там и в России, бросало вызов уже нам, и мы с Борисом его приняли.
Больше говорил я, а мой случайный союзник иногда вставлял реплики, поддакивая и вспоминая примеры из учебника истории. Аргументы, их не надо даже было приводить, все они хорошо известны, и оставалось только оживить, зарядить их эмоциями. Большего и не потребовалось. Владимир лишь развел руками. У него самого растет сын, и он, конечно, ничего подобного ему не говорит. Воспитывает как надо, учит Родину любить.
Ненужный вроде бы спор возник сам собою. Но за ним наблюдали другие, и кто выиграет, кто окажется убедительнее, было важно, прежде всего для них, поколения ищущего и идущего вслед за нами.
Владимир посмотрел на часы:
– Извините, мне пора. Мебель должны завезти. Да и новый дом надо обживать. Парни, вы тут всерьез не берите, что я наговорил.
– А он вам не рассказывал, как командировке был, там, где сейчас идет война? – уже после ухода офицера спросил Иван, проявивший и здесь свою осведомленность. – Полтора месяца и неплохо получал.
Я не стал скрывать своего интереса, все-таки человек побывал там, где реально идет война и не надо быть героем, чтобы посмотреть смерти прямо в лицо.
– В зоне ответственности расчета ЗРК, которым он командовал, – продолжил Иван, – было спокойно. Только несколько раз пришлось отбиваться от беспилотников и…местных гетер, которые точно заходя на цель, кружили вокруг базы. Очевидно, что и у тех, и у других было одинаковое задание – подорвать моральный дух солдат. Представляете, подходит такая, вся замотанная к нему, а он: «Гюльчитай, открой личико». А ему в ответ: «Аллах Акбар! И дуло в лицо. Как в кино».
Иван и сам понимал, что говорит глупость, но отчего-то его это сильно смешило. То, что офицер получал доллары, помимо зарплаты, казалось справедливым. А уж как распорядиться своими деньгами – его дело. На войне свои расценки, за которые платят либо рублями, либо жизнью.
Алексей, наблюдавший за происходящим со стороны, отнесся к шутке серьезно:
– Не надо смеяться над священными словами. Бог велик, а мы здесь, на земле, все его дети. Неважно, кто на каком языке говорит, и в какой позе ты совершаешь молитву.
С этим я как раз был готов поспорить, несмотря на то, что мои познания в теологии ограничивались чтением библейских историй и рассуждать на эту тему я мог ровно столько же, сколько молодой родитель, взявшийся пересказывать своему ребенку стихотворения Самуила Яковлевича Маршака.
Высокого роста, с черной клинообразной бородой, которую только так носят мусульмане, еще и с каким-то особым мягким акцентом, Алексей мог точно сойти за кавказца, если бы не его русская душа, спрятать которую оказалось невозможно.
– Даже если ты пельменям предпочитаешь хинкали, это не означает какие-то особые вкусовые пристрастия. Просто в национальных кухнях много блюд, основанных на соединении теста и мяса.
Алексей рассуждал, как профессионал и был значительнее, убедительнее в своих познаниях кухни, чем в поиске новых духовных символов. Все мои сомнения относительно него оказались напрасными. Он был повар, причем сначала работал мойщиком посуды на кухне и постепенно постигал азы профессии. Примерный молодой человек. В наше время искать призвание не за офисным столом, а за разделочной доской отважится не каждый. Точнее, увидеть таких людей легче в телешоу на «адской кухне», а в жизни все больше офисных работников с трудным произношением.
Рассуждал он тоже правильно, это когда я его провоцировал на острые темы. Куда от них деться, когда Президент выступает с посланием Федеральному собранию, и все правительство уходит в отставку.
– Мы два года с женой, она у меня казашка, реально «топили» за Россию.
Алексей показывает на спортивную куртку с гербом России.
– Ездил на Олимпиаду в Сочи, чтобы подзаработать. Получилось, – он продолжил рассказывать, шинкуя и фаршируя подробностями по вкусу, как обычно он делал на кухне, только на этот раз, вместо мясной начинки, была его собственная жизнь.
– Но в какой-то период понял, все зря. Ничего не меняется. Смотришь, как они там, наверху, болтают одно и то же, изо дня в день и сильно разочаровался.
– Получается, ты бессребреник, – мне оставалось только посочувствовать и услышать в ответ:
– Затем здесь, в Астрахани, работал шеф-поваром сразу в нескольких точках. Взял ипотеку и купил трехкомнатную квартиру. Недалеко от центра, с ремонтом.
Удивляться было чему. Сначала комиссованный по здоровью Володя, складывающий по своему усмотрению пазлы истории, получил от государства деньги на строительство дома, теперь Алексей отпраздновал новоселье, и все они, кому за тридцать, благополучно решили свои проблемы. Обдумывая, я продолжил разговор.
– Говоришь, разочаровался, а сам неплохо устроился. Вот и Президент решил бороться с бедностью, значит, не все так безнадежно.
Борис Николаевич, отдававший очередное указание, но уже Эльмире, жене его водителя Марата Кроликова, оторвался от телефона, считая важным поддержать меня:
– Мы, старшее поколение, переживаем за страну. И что будет дальше, как будут жить наши внуки. Но страна выйдет из тупика.
Конкретно какого, он не досказал, переключившись опять на Эльмиру:
– Ты должна присматривать за Маратом, ему завтра в рейс, а он возле машины танцует вприсядку.
Для Алексея, его собственные доводы казались убедительнее:
– Мне приходится вкалывать с утра до вечера, чтобы обеспечить семью. Они там – это одно, а мы здесь – другое. И борьбу с бедностью я веду сам. Мы же нормальные люди, и понимаем свою ответственность за детей, будущее и должны что-то оставить после себя.
Получалось, что каждый, с кем я разговаривал, не против власти в ее существующем виде. Чтобы заработать на жизнь, приходится крутиться, но так было всегда. Ходить на выборы и голосовать за кандидатов они тоже привыкли, хотя убедить их в том, что станет лучше, очень сложно. Так же, как и поверить, что здесь, в провинции, потребительская корзина позволит прокормить семью. И это не их вина. Реальность, далекая от обложки глянцевых журналов, подстерегает на каждом шагу, и не поймешь, что лучше – осторожно ступать, чтобы не споткнуться, или танцевать вприсядку, как точно заметил Борис Николаевич.
Появление еще одного собеседника было как нельзя кстати. Он казался примерно таким же по возрасту и мог отлично дополнить наш разговор. Невысокий, обычный молодой человек с приятными чертами лица улыбнулся и представился:
– Виктор.
Видимо, обстоятельства заставили его оказаться рядом с нами, иначе он бы не позволил себе столько откровенности.
– Вот еще один пример молодого, да раннего, – подумал я. Но оказалось все наоборот. Что касается молодого, то это очевидно, а вот раннего… Уверенный, переходящий в начальствующий голос Виктора, отдававшего команды по телефону, вызвал нечто граничащее с удивлением и любопытством. Тем более, речь шла о каких-то вагонах, грузах и их своевременной отправке. Сначала я подумал, что передо мной экспедитор, но после того, как он отчитал, по его мнению, двух бездельников, до сих пор не отгрузивших 75 тонн чего-то важного, понял, вот тот самый «новый» русский, затерявшийся на окраине российской империи. Это был уникальный шанс познакомиться с человеком, видимо, владеющим серьезным бизнесом и построившим свою маленькую империю в наше время.
Действительно, Виктор оказался серьезным бизнесменом, за десять лет сумевшим из простого сборщика металлолома вырасти до обладателя 15 сборных пунктов по всей области, участка железной дороги, по которой проходит отгрузка лома и части городского рынка.
Когда речь заходит о чужих деньгах, тема не оставляет никого равнодушным. Так что желающих покопаться в чужом портфолио было предостаточно. Но меня-то больше интересовала физиология протекания самого процесса накопления капитала. Не по Марксу, хотя схема классическая – от первоначального накопления до серьезных оборотных средств, а в условиях давно поделенных сфер влияния, коррупции и несовершенной правовой системы. Как молодой специалист, окончивший Астраханский мединститут, решился сменить профиль своей деятельности и заняться незнакомым, рискованным и авантюрным предприятием.
Алексей, имевший опыт общения с VIP-клиентами, хоть это и был частный случай в ресторане, сразу нащупал нить разговора. Виктор ничего не скрывал, для него было естественными покупка за семь миллионов рублей квартиры в «стеклянном» доме на набережной и желание купить такую же у соседа по лестничной площадке для семилетнего сына, как и мечта иметь много детей. Узнав, что дед у Виктора из Вышки, так называется самое богатое в прошлом промысловое село Лиманского района, Иван многозначительно изрек:
– На икре-то и рыбе любой может подняться. Места там хлебные, – и припомнил, как для строительства коттеджа в живописном месте одному украино-московскому олигарху, заплатившему 29 миллионов рублей, лесовоз привез трехсотлетние кедры из Сибири.
Борис, окончательно запутавший сначала Эльмиру, затем Мухамат своими разговорами о Марате так, что не поймешь, кто кого кипятком облил, и кто не дружит с «башкой», тоже решил поделиться своим жизненным опытом. Мельком рассказав о магазинчике, который устал содержать, он покачал головой, давая понять, что не паразитирует на наемном труде.
Судя по всему, у Виктора был правильный взгляд на жизнь, хотя я имею представление, каким образом сколачивается капитал на металле. Тут уж точно ни о каких моральных принципах речь не идет. Откуда лом, каким путем он приобретен, никого не интересует. Но сейчас бизнес ориентирован на легальные договоры с предприятиями и утилизацию старых, затопленных кораблей. Правда, мельком, когда речь заходила о порядке на рынке, у него проскакивали стальные нотки, и тут его тоже понять можно, иначе все придется отдать плохим парням.
Странная сложилась беседа, как и сама встреча, оказавшаяся случайной, и кому-то покажется вымышленной. И вообще, в чем ее смысл, для чего весь этот разговор? Наверное, я так и подумал, если не стал бы ее участником. Важно было не просто узнать о том, как живут люди, а незнакомые тебе люди, готовые откровенно признаться и высказать все, что думают. У меня получилось не просто их выслушать, но и в чем-то переубедить, или если быть точнее, заставить задуматься, как это вышло с Владимиром. Победа, какую завоевал наш народ, не продается и не покупается, и оценивать ее можно только теми неисчислимыми жертвами, которые заплатил наш народ. Возвращаясь к этой теме, вспомнил, как на обратном пути из Крыма в купе вагона пришлось вот так же спорить с молодым человеком, убеждавшим меня, что во время войны были хорошие и плохие немецкие солдаты. Еще недавно одна мысль об этом казалась бы кощунственной, а сегодня требуется разъяснять, а еще лучше заново усаживать за парты тех учителей истории, у которых учились эти молодые люди.
Не вина поколения победителей, что живем мы сегодня небогато. И то, что задумала власть, обещая бороться с бедностью, на самом деле является мерами социальной поддержки населения, важными, актуальными, но не меняющими коренным образом ситуацию в стране. Тут я был готов согласиться с Алексеем. Бороться с бедностью должен сам человек, имеющий возможность хорошо зарабатывать. А для этого требуется развивать нашу экономику, создавать новые рабочие места, сделать качественными медицину, образование, поднимая уровень социальной ответственности власти перед гражданами своей страны. И тогда не будет возникать глупых вопросов, и тот же Алексей со своей женой будут по прежнему «топить» за Россию.
С появлением Виктора разговоры о том, кто как живет, утихли сами собой. Любые сравнения были не в пользу каждого из нас, но и признаков заносчивости с его стороны никто не замечал. Обычный парень, из обычной семьи, и то, что дед когда-то жил в богатом промысловом селе, никакого отношения к его бизнесу не имело. Сэлф мэйд мэн, как говорят англичане, человек, сделавший себя сам. То же самое можно было сказать и обо всех остальных. Спорили, ругали власть, «перемалывали» кости политикам и строили планы на будущее, причем не на пустом месте. Ладно, мы с Борисом Николаевичем, стартовавшие еще в советское время, а эти простые ребята оказались себе на уме, сумели дома построить и квартиры купить уже сейчас. Тут скорее не мне их учить следовало, а самому надо было учиться у них. И как понять, где тут обычный русский нигилизм, а где правда жизни?
Александр Салмин
(При использовании материалов или цитировании обязательно указывать ссылку на автора и сайт «Ахтубинский пилот»)