Летной группой испытателей в течение многих лет руководил Василий Гаврилович Иванов – Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР. Все, кто работал с ним, меж собой называли его – ВГ. Коммунист полковник В. Иванов воспитал целую плеяду замечательных пилотов, таких, как заслуженный летчик-испытатель СССР А. Манучаров, С. Микоян, Г. Береговой, П. Кабрелев, В. Петров; своим наставником называют его летчики-космонавты СССР Г. Титов, А. Филипченко, а также многие авиаторы – перечисление было бы слишком длинным.
Люди по-разному входят в нашу судьбу. И я с гордостью могу сказать, что встреча с этим человеком оставила в моей жизни самый светлый след.
Возвращение в строй
Люблю утром на службу идти пешком. Путь начинается с улицы имени Героя советского Союза Андреева. Помните, как в песне? «А город подумал, а город подумал – ученья идут…» Все было на самом деле похоже. А точнее сказать, случилось все так.
Незадолго до отъезда подполковника В. Андреева на завод, где налаживалось производство нового самолета, полковник Иванов собрал накоротке методический совет. «Что делать, если на этой машине в воздухе остановится двигатель?» Категорически выступал Андреев: «И думать не буду, непременно катапультируюсь!»…
В жизни вышло иначе. Когда в полете отказал двигатель, Андреев сбросил фонарь, чтобы катапультироваться. Но внизу были дома, люди. И человек поступил, как подсказало сердце – он не покинул самолет, направил его на пустырь…
В нашем городке улицы «пахнут» авиацией: имени Жуковского, Нестерова, Авиационная, переулок Чаплыгина.… У здания клуба с постамента устремился в небо отлетавший свой срок реактивный истребитель.
В городок я приехал после окончания Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. И теперь работал инженером. Готовил задания на полет, анализировал их выполнение, обобщал. А рядом были летчики.
Самолеты взлетали. Самолеты садились.… И так хотелось самому быть в кабине крылатой машины, вести ее в испытательный полет! Летал же, окончил летное училище, работал инструктором. А вот в академии нашу летную группу упразднили. Но и сейчас не покидала мечта о полетах. Знали об этом товарищи по работе, советовали: «Помочь тут может только ВГ». Они были правы, конечно.
Иванов В.Г. Фото с сайта «Чтобы помнили»
Высок был авторитет Василия Гавриловича Иванова. Сами генеральные конструкторы нередко считались с его мнением. Если уж он давал свое заключение о летно-технических качествах машины, его доводы были вескими, убедительными во всех отношениях. Тут ВГ принимал в расчет только интересы дела, и никакие соображения иного плана не могли поколебать его убеждений.
*****
Примечательна летная судьба этого человека. воевал, командуя эскадрильей истребителей. Геройски защищал небо Москвы. На фронте совершил 335 боевых вылетов. В воздушных схватках пять самолетов врага сбил лично и еще шесть в групповых боях. На испытательскую работу его отозвали в 43-м году. Целеустремленный по натуре, искусный летчик, он, казалось, был рожден испытывать самолеты. В пору, когда брала старт реактивная авиация, Василий Гаврилович исследовал боевые возможности первого сверхзвукового истребителя, многих других летательных аппаратов. отличали его поистине изумительные способности испытателя боевых крылатых машин.
«Когда смотришь на наколенную планшетку полковника В. Иванова, подготовленную для очередного полета, в глаза бросается стройность, четкость и продуманность, я бы сказал, изящество плана предстоящего задания. Безусловно, важно не только хорошо продумать задание, но и точно его выполнить, а именно эта черта отличает высокое профессиональное умение Василия Гавриловича, опытнейшего летчика-испытателя. Начиная с момента посадки в кабину, он ведет сбор информации: этот сбор продолжается затем весь полет и заканчивается, когда летчик выходит из самолета. Ни одной пустой минуты. Неудивительно, что Василий Гаврилович за один полет получает в полтора-два раза больше информации, чем многие другие летчики». Так отозвался о нем генерал-майор авиации А. Манучаров, заслуженный летчик-испытатель СССР.
И вот теперь от ВГ зависело решение моей летной судьбы. Как-то раз исподволь заговорил с ним на эту тему. Он сразу все понял: «кому вздумается брать тебя в летчики? инженер, и такой перерыв, в полетах… — ВГ выглядел удивленным. – Нелепо напрасно тратить моторесурс».
Шли дни, месяцы, ВГ не соглашался. Я настаивал. Однажды он задержал меня в коридоре. Положил руку на плечо:
— Боюсь, что ты не отстанешь. Сдавай зачеты. Первый полет — со мной.
Я почувствовал что-то похожее на доброжелательность. Ответил напрямик:
— Жаль, если с вами. Разрешите до вас хотя бы полетик. Столько прошло времени…
ВГ резко убрал руку с моего плеча. потянулся за зажигалкой. Он не любил прикуривать от спички:
— не проси. я так решил. Я должен посмотреть сам.
Через несколько дней, уже на аэродроме, окончательно решалось – продолжаться ли моей «летчицкой» биографии.
около спарки – истребителя с двойным управлением – стояло двое. Никто не решался подойти близко. ВГ наполовину седой, с волевым подбородком, курил неизменный «Казбек» и смотрел острым оценивающим взглядом. В это нежаркое утро я стоял в напряжении, лицо потное, комбинезон – хоть выжимай. Слегка пошатывало. В ушах еще слышался рев двигателя. Оставалось свежее впечатление: стремительно набегающая земля. Затем так же стремительно уходящая вниз. Перегрузка, вжимающая в кресло. И теперь невеселая мысль: «Укатали Сивку крутые горки».
*****
Полеты, как и математические задачи, бывают простые и сложные. Для кого как – может зависеть от опыта и уровня подготовки. Конечно, талант в летном деле не последнее дело, как и во всяком другом, а все же.
Этот полет был трудным для меня. Хотя, должно быть, по-своему интересный для моего собеседника, но принципиальный для нас обоих.
прежде я летал на бомбардировщике, а тут с ходу – сложный пилотаж. В полете ВГ ни, словом не обмолвился. Но всем существом я чувствовал его молчаливый вопрос ко мне: «На что он способен, этот настойчивый парень, после перерыва в девять лет?» То было в воздухе.
Теперь беседа продолжалась на земле. подробно разобрав полет, ВГ решительно заключил:
— Брось ты это дело! Не советую. За столом не гремит, не давит. Должность у тебя хорошая. Диссертацию напишешь. перспектива!
— Дайте попробовать. – Я пытался настаивать, невольно вытирая потное лицо.
У ВГ появились веселые искорки в глазах, в таких случаях он как-то по-особенному щурится:
— Хорошо, с инструктором десять полетов. Потом снова со мной.
Товарищи меня серьезно поздравили, жали мои мокрые руки. Вскоре десять контрольных полетов были выполнены, причем не с одним, а с разными инструкторами. За столь необычную «методику» на ВГ потом долго нападали. Но он ни на один день не выпускал меня из поля зрения и, видимо, знал, что планировал. Несомненно, ему хотелось более полно удостовериться как в летной подготовленности пилота, так и его способностях к испытательской работе. И потому всякий раз он внимательно выслушивал доклады инструкторов, летающих со мной, учитывал их мнение.
В одиннадцатый полет я снова ушел с ВГ. по возвращении на аэродроме он молча сел в «газик». В «высотной» комнате также молча переоделся, закурил. Я ждал «приговора». Полет у меня получился, а ВГ был объективным человеком. Ни до, ни после я не знал случая, чтобы он погрешил объективностью.
ВГ усадил меня рядом на диване. Он любил откровенность и, как я считаю, тяготел к доверительности.
— Скажи, ты все продумал? Это действительно серьезно?..
Так второй раз в своей жизни я стал летчиком.
… Мы стоим рядом с ВГ – мой командир и я. Завтра мне лететь на боевом самолете. ВГ прищурился. Уж эти- то веселые, то многострадальные искорки в его глазах! Чую нападение и напряженно готовлюсь к защите. но с какого направления?
ВГ чиркает зажигалкой:
— На штопор летал?
Будто задумываюсь, а на самом деле тяну время. К чему бы это?
— Не летал.
— Посадку с задросселированным двигателем выполнял?
Кажется, понимаю. Боевого самолета мне пока не видать. И в голосе полное отсутствие бодрости:
— Не пришлось.
ВГ смотрит на командира эскадрильи:
— Свозить на штопор. Дать имитацию посадки без двигателя. Про сложные условия и не говорю, проверю сам!
Для меня у него выражение менее строгое:
— Не огорчайся, — с наклоном головы ВГ выпустил дым. – Зачем зря рисковать?
Все было исполнено, как он требовал. Но ВГ добивался большего – уважения к летным законам. И страшно огорчался, если видел хоть малейшее упущение в подготовке к полету. Однажды прямо-таки озадачил меня неожиданным вопросом:
— Ты когда прыгал с парашютом?
— Давно. Василий Гаврилович. – Я не беспокоился – ВГ не баловал летчиков, часто прыгающих. Это отвлекает от полетов, есть риск подвернуть ногу. Отвечал я на всякий случай бодро, не был уверен, что прыгнуть мне придется.
— Не будешь летать, пока не выполнишь прыжок. Иди к врачу да смотри, чтоб допустил. Потом на подвесной системе потренируйся. Чего теряешь время.
Испытателем не рождаются
Он с удивительным вниманием относился к подготовке летчиков, как никто другой, понимал их психологию. Может быть, поэтому, задавая контрольные вопросы, умел находить тонкое место.
Были тут и курьезы.
Виктору Лукьянову предстоял самостоятельный полет. Он чинно сидел в кабине, всем своим видом давая понять, что любое для него задание – в порядке вещей. Как Василий Гаврилович предположил, что летчик ни разу не закрывал фонарь кабины, осталось загадкой. А ручка открытия фонаря располагалась в кабине не на видном месте. Без сомнения, Василий Гаврилович имел на такие вещи необыкновенное чутье. И вот заглянул на очередной тренаж. сразу же попросил Лукьянова захлопнуть фонарь. Показал жестом: «Открой». Посмотрел на растерянное лицо летчика, сказал: «полет отставить. А случай этот разберем со всеми…»
Как он болел и переживал за своих летчиков! Был случай – страшно расстроился, узнав, что его воспитанник соблазнился предложением перевестись на другое место работы, с лучшими климатическими условиями. Узнав об этом, Василий Гаврилович позвал летчика, сказал ему напрямик: «Огорчили вы меня, слов нет…»
Необыкновенно он ценил умение хорошо летать. Ярким пилотажникам прощалось многое. но чисто человеческие качества он ставил на первое место: «Мы сделали из него хорошего летчика. Но проглядели в своем коллективе человека. Обидно, но работать он у нас не будет».
Так было и с тем пилотом. Вопрос решался долго, и все это время он не летал. Когда был получен приказ о его переводе в другую часть, Василий Гаврилович дал ему контрольный полет на пилотаж, потом разрешил слетать на двухместном истребителе. Во вторую кабину посадил меня.
После полета я укладывал защитный шлем на полку с моей фамилией. Василий Гаврилович сидел на диване в «высотной» комнате. Он любил посидеть здесь, расспрашивая о первых впечатлениях только что выполненного полета.
-Ну, как пилотаж?
Я улыбнулся:
— Удивительно. Трудно поверить, что год он не летал, и такое мастерство пилотирования!
Василий Гаврилович посмотрел внимательно. Сказал то ли задумчиво, то ли с досадой:
— Такого летчика отправляем, а тебя берем… — Он встал, медленно повернулся к окну, потом ко мне: — Ну что ж, старайся оправдать доверие!
позже я понял, что отговаривал меня Василий Гаврилович от летной работы с большим жаром и напористостью сознательно. Это был методический прием, чтобы отсеять «ненастоящих».
*****
В испытатели действительно попадают самые настойчивые, проявившие себя в летном деле авиаторы. В учебниках психологии разграничиваются побудительные мотивы таких понятий, как «воля» и «хотение». Хотеть можно вечно. От хотения мечты не исполняются. Нужно действовать. И упорно идти к намеченной цели. Ибо справедливо подмечено – там, где не воли, нет пути…
С партийной ответственностью Василий Гаврилович Иванов относился к полетной работе. И сам подавал пример, как нужно готовиться к испытательному полету. Глубокие знания, самообладание и выдержка не раз выручали его в трудную минуту.
в одном из полетов пилотируемый им сверхзвуковой истребитель вышел на заданную высоту. Как и предусматривалось заданием, летчик убрал газ и по мере уменьшения скорости стал плавно подбирать ручку управления. На определенной скорости ему полагалось «уйти с режима» — отдать ручку от себя. Кстати сказать, этот элемент полета специалисты расценивали как простой, вовсе не ждали тут чего-то необычного. Но случилось иначе.
Машина, качнувшись из стороны в сторону, вдруг резко опрокинулось на крыло, устремилась к земле. Сомнений быть не могло: штопор! Летчик взглянул на приборы, контролирующие работу силовой установки. Тут же передал по радио:
— Двигатели остановились!
Хорошего было мало. Полковник Иванов не мог знать в тот момент, что это еще не последняя неожиданность поначалу обычного полета. Он отклонил рули на вывод и, как делал раньше начал считать витки: «Первый… третий, четвертый».
Машина из штопора не выходила. Летчик снова поставил рули в нейтральное положение. еще попытка. Тщетно. В эфире прозвучал короткий радиодиалог:
— Вывод из штопора не получился. повторяю!..
Небольшая пауза. И команда с земли:
— Приготовиться к катапультированию!
Ответа не последовало.
Потом, уже на земле, Василий Гаврилович так объяснит свое решение: «Что значит бросить самолет? Выходит, мою же работу другому пришлось бы делать…»
Теперь же им владела одна мысль – спасти машину. Он не сразу заметил, что вокруг стало темнее. Ведь двигатели не работали, и система обогрева уже не действовала. В кабину хлынул ледяной воздушный поток. Остекление фонаря вмиг покрылось изморозью. И только впереди, на лобовом стекле, еще оставалось маленькое «оконце». А машина, вращалась, неслась к земле, и трудно было уследить за линией горизонта, сориентироваться в пространстве.
Но человек боролся. И победил. Он привел машину на аэродром. А когда зарулил на самолетную стоянку, фонарь кабины был еще весь в инее, не успевшем растаять.
Конструкция этой машины была, затем усовершенствована.
Нет, не забыт и тот испытательный полет полковника Иванова. Вот совсем недавно в разговоре со мной инженер Н. Патаранин сказал:
— Первым в стране Василий Гаврилович вывел из штопора реактивный самолет с крылом большой стреловидности. И, конечно, полет тот сыграл свою роль в теоретическом исследовании такого явления, как режим неустойчивости по перегрузке.
Немало сложных и ответственных заданий поручалось полковнику Иванову. И в обучении, воспитании людей постоянно чувствовалась его командирская взыскательность.
«Гонял» меня ВГ, пожалуй, больше других. может быть, за что-то любил, а за что-то нет…
Были мы разные. Он резкий и порывистый: меня считали медлительным, даже флегматичным. Однажды, помню, чем-то я отвлекся, когда он давал указания на полеты. Вдруг услышал свою фамилию:
— Зайдешь ко мне, поговорим. Посмотрим, как написали инструкцию по МИГ-21 в новом варианте.
Я знал, что ВГ три дня в кабинет никого не пускал, много курил, читал инструкцию, делал пометки. Эрудиция его и познания в технике, аэродинамике были просто удивительны.
В кабинете я заметил на столе больше двух десятков листов. ВГ читал инструкцию вслух. Я объяснял. «Если правильно, то почему? Если неправильно, то тоже – почему? Есть ли другие варианты? А можно написать лучше?» — уточнял он. И смотрел свои листы.
Возвращались мы поздно вечером. ВГ выглядел явно удовлетворенным. Вдруг огорошил меня:
— У тебя есть пробелы. отстраняю от полетов до сдачи зачетов по знанию инструкции. Будешь сдавать лично мне. Раньше чем через три дня не приходи.
Такой концовки я не ожидал. Нужно сказать, что летчики много сдают зачетов. По этому поводу есть даже старый авиационный анекдот – как научили летать медведя. Летал. Мол, выполнял задания. Нашли на поляне самолет, записку: «Ушел в лес навсегда – замучили зачеты!».
Доказывать же необходимость теоретических знаний не приходится. Достаточно заглянуть в кабину современного самолета или полистать внушительных размеров инструкцию летчику.
И жить и летать в полную силу
Время шло. Я уже был подготовлен до уровня летчика-испытателя 2-го класса. готовился сдавать экзамен.
Автор статьи Г.Ф.Бутенко
Но не все летают в одно время, и в комнате отдыха шахматные доски редко пустовали. Большинство определялось в болельщики. я был игроком. Советы сыпались непрестанно. иногда игрока держали за руки. Азартные болельщики переставляли фигуры сами. Так было и сегодня.
Появился ВГ. Резко бросил на стол фуражку. порывисто взмахнул рукой:
— Смотреть надо, как взлетают, как садятся, учиться на примерах товарищей. пленки бортовых самописцев, небось, только инженеры смотрят! – Его взгляд остановился на мне. Гневный, тяжелый. – Почему тратишь время попусту?
Я поднялся. Почти все болельщики уже выскочили.
— Через час мой вылет, отдыхаю!
ВГ сел и снова вскочил:
— Все знаешь?
— Не меньше других. – Я говорил еще спокойно. – отдыхаю не часто. И вы это видите.
Но ВГ уже не смог остановиться:
— Такой же умник «плюхнулся» сейчас до полосы. Я требую относиться к делу добросовестно.
итог можно было предугадать без особой проницательности. но ВГ в запальчивости пошел дальше:
— На экзамене зарежу! Не видать тебе 2-го класса!
Теперь и меня было трудно остановить:
— Не пойду на такой экзамен!
Мы препирались еще минут пятнадцать. «поле боя» ВГ оставил за собой: «Запрещаю тебе играть в шахматы!»
Я привожу эти примеры, чтобы показать, какой справедливый и честный, добрый к своим воспитанникам был ВГ. И отходчивый. Зла не держал. Не многим это дано.
Он подозвал меня в конце дня:
— Готовься к экзамену. И я поддержу. – ВГ усердно чиркал зажигалкой. На меня смотрел вскользь, прикуривал.
Принципиальный во всем, он не стеснялся сказать правду в глаза, а если нужно было, то и строго спрашивал. Мы не обижались – за дело.
«шероховатости» есть в любом человеке. ВГ, например, не умел плавать. А рыбалку любил. страстно. Впрочем, все, что он делал, он делал со страстью. Не умел работать вполсилы, и отдыхать тоже. Похоже, что и на реке, в дружеском окружении, не обходилось у него без служебного интереса.
Секретарь партийной организации как-то напомнил ему, что неплохо бы на собрании коммунистов обсудить вопрос об упорядочении рабочего дня, предполетного отдыха. Полеты были интенсивными, нагрузка на людей большая. «Дельная мысль!» — поддержал идею Василий Гаврилович. И сам вызвался выступить с докладом. На собрании он подробно проанализировал причины имевшихся недостатков, внес конкретные предложения, как лучше организовать отдых, культурный досуг летного и инженерно-технического состава.
А назавтра чуть свет партийный секретарь встретил его у ангара, возле самолетов. Удивился:
— Как же так, Василий Гаврилович? Вчера мы только обсуждали этот вопрос, сами же говорили…
— Правильно, — согласился он. – Но говорил к тому, чтоб все мы работали лучше.
мне повезло, что на крутом повороте моего жизненного пути я встретил полковника Иванова. Вечно занятый и озабоченный, он не жалел сил и времени, чтобы по-настоящему беспокоиться о нашей летной подготовке, следить за нашим становлением. Кто работал с ним, знает, что он был замечательным наставником летчиков. Он учил нас, словом и собственным примером.
Разбирая аварийные ситуации, тут же разъяснял: «Обязательно доложи. Летчик, немедленно доложивший об аварийной ситуации в полете достоин особого уважения. Это – показатель зрелости собранности и хладнокровия». И докладывал сам, когда попадал в сложную обстановку.
На высоте девятисот метров на пилотируемом им сверхзвуковом истребителе остановился двигатель. Летчики знают – острый это момент, когда нет высоты и земля под крылом. Полковник Иванов умел действовать четко. Доложил, выпустил шасси и сел в поле. Хорошо сел. Машину сохранил и себя.
когда ему исполнилось пятьдесят, был большой вечер. В Доме офицеров говорили речи, читали стихи. Ольга Николаевна Ямщикова, первая женщина, летавшая на реактивных истребителях, прочитала целую поэму. Были и такие слова:
И небо, и землю хранят Ивановы,
И нет у России надежней основы.
Да, и в бой, и в испытательный полет он шел с партийным билетом. Коммунист. Мужественный боец. Испытатель. Внезапно оборвала его жизнь тяжелая болезнь.
Но такие люди всегда в боевом строю. Они в нашей воле, настойчивости, в любви к работе и жизни.
Улица Иванова В.Г.в Ахтубинске
Полковник-инженер
Г. Бутенко,
кандидат технических наук,
заслуженный летчик-испытатель СССР.