Нас представили друг другу на аэродроме, где проходили торжества, посвященные 40-летию 1 Управления. К тросточке и фотоаппарату на груди вполне подходили его бакенбарды и роскошные усы в стиле английского денди. Он много расспрашивал об Ахтубинске, сегодняшней жизни ГЛИЦ, по ходу разговора то и дело, вставляя реплики, не всегда лестные и понятные мне. Между тем, рядом проходили люди, знакомые и не очень, пожимая руку моему собеседнику, они обменивались набором привычных в таких случаях фраз: как дела, как жизнь, какими судьбами здесь. Пока он, полуобернувшись, отвечал на очередное приветствие, кто- то, из стоящих рядом, заметил: “О! Топтыгин тоже здесь, надо же, пустили!” Почему именно Топтыгина, летчика-испытателя, пролетавшего здесь много лет, не должны были пропустить на празднование родного ему управления, я не понял и лишь позже узнал о непростой, прямо скажем, драматичной судьбе этого человека, испившего до дна горькую чашу потерь и разочарований. Напоследок Слав Александрович подарил мне журнальный вариант своей книги, а через месяц я снова услышал его бодрый, энергичный голос, иногда прерываемый погрешностями междугородной связи. Очередная встреча произошла в редакции газеты «Испытатель», несколько лет назад, когда я еще был редактором. Как обычно, он был нетерпелив, слегка поругивая всяческое начальство. Новый вариант своей книги он оставил на столе, обещая зайти. К сожалению, я так и не спросил разрешения на публикацию, но не сомневаюсь, что он его обязательно бы дал.
А.САЛМИН.
Через тернии в небо
20 января 1937 г. в Москве, на ул. Большой Филевской, в доме 23, в квартире 9, в доподлинно русской семье родился мальчик. Первым криком его его было, не “уа-уа-уа», которым обычно оповещали о себе все новорожденные в СССР, бросаясь в эту жизнь, как в атаку: “УРА! УРА! УРА!»
Ребенок, на удивление врачам скорой помощи, которые приехали по вызову к роженице, стал выходить в белый свет прямо в коммунальной квартире и, не раздеваясь, “в рубашке», вдруг закричал: — СТО! СТО! ….. Обезумевшие врачи, остановились… и приняли роды. А на следующий день, на Филевском авиационном заводе № 22, где работали родители новорожденного, у проходной уже висела стенгазета:
Друзья! Вчера, 20 января в трех километрах отсюда у нашего первоклассного слесаря Александра Топтыгина и очаровательной токарихи Ольги Бураковой родился сын, который, появляясь на свет, вдруг, на всю Планету.закричал: — СТОП!
Мы еще не выяснили, кого он хотел остановить — роды или врагов, раздирающих нашу Родину, но заранее благодарим молодых за подарок России!
Коллектив рабочих механического цеха.
Так появилось новое имя — СТОП. Вначале оно почему-то понравилось ГАИшникам и они написали его на всех перекрестках. Потом, “здравствуйте, я ваша тетя”, это имя объявилось и в литературе, а это означает — на века…
Шел 1947 год… Что такое десять лет жизни для маленького человечка? Это всего-то третий класс, вечно сопли в носу и коленки все сбиты от прыжков в высоту. Нашему Стопу “повезло” немного больше. Отец, загуляв, сбежал из дома, скрываясь от алиментов. В доме остались только мама, старший брат Лев, собака Каквас и вечно горящая лампадка под образом «Святой Богородицы”. А если быть до конца откровенным, то в доме иногда бывал и хлеб. Зато, какая благодать! По ночам с голодухи не спится, а в голове такие мысли, такие мысли:
— А если Бога нет? Не мог же он создать такое свинство?
— Что, если Млечный Путь — парад Планет? Где разум умных, где его единство?
Но вдруг отточенной строкой мысль по мозгам, как ерш:
“Ты будешь… первой птицей,
в падении.…..умрешь….. потом на
пепелище……поэтом……….. … вновь……взойдешь”.
Этот механический голос Стопу запомнился с детства. Даже тетрадь для записи и карандаш всегда лежали под подушкой, но на этот, раз какая-то сила приковала к постели, не давая Стопу взять тетрадь. Было далеко за полночь. Комната освещалась светом полной Луны. От горящего пламени лампады все предметы в комнате, как бы шевелились. Образ “Святой Богородицы» покачивал головой. Было и страшно, и забавно, и …, но снова наступила щемящая тишина и информация возобновилась:
«… готовь себя в пространство…, готовь в небытие… Ты станешь Чело…веком, будь тем…, кем суждено… Осталось шестьдесят
восемь…живи…,неси… добро.’’
Стоп попробовал пошевелиться. Ему, это удалось. Он схватил тетрадь и, записав слова, добавил от себя: “1ч.21 мин. 19.01.47 г. кто передал — не назвался, тоже мне, культура!!!”. Закончив тремя восклицательными знаками, Стоп побежал на кухню, схватил кусок хлеба и, не дожевав, прямо на кухне уснул. А на следующий день он записался в авиамодельный кружок. Освоив резиномоторные модели самолетов, Стоп стал изобретать и вскоре построил кордовую пилотажную модель, которая не только летала по кругу, но и выполняла “петлю Нестерова”. Желание строить и испытывать, переросло в стремление летать, и уже в тринадцать лет Стоп стал осуществлять свой замысел.
Заранее приготовив рейки, пока мама и брат на работе, он собрал все простыни и занавески в доме, все майки и ночные рубашки, проэмалител все это авиаклеем, и, изготовив огромного, с кухню, коробчатого змея, поднял в корзине свою собаку Какваса в воздух.
— Как собачку-то зовут? — спрашивали, задрав головы, прохожие.
— Каквас! — гордо отвечал, стуча пальцами по груди, молодой ребенок- изобретатель.
— Олег. Что — ли? — загоготал подвыпивший ухарь.
— Да нет же! — перебивая мужа, кричала на всю округу блондинка.
— Это Ноночка! Слышишь, как она визжит. Кобель бы так не скулил!
А в следующую секунду, обнимая жену-красавицу, держащую на руках младенца, Олег кричал:
— Нонка, сука, не скули, не срами мою бабу именем! Метео обещало, что дождя не будет! — смешил своей грубостью собравшихся зевак “молодой папаша», а потом будет удивляться и негодовать на школу за то, что ребенок, повзрослев, пошлет его.
— До позднего вечера собака и коробчатый змей болтались на веревке в воздухе. Пришедший с работы старший брат, не найдя в доме даже полотенца, прибежал на поле и устроил “разбор полетов”, который выразился хорошей оплеухой. Мать же прослезилась, когда узнала, что сын ее хотел сделать пять коробчатых змеев и поднять себя в воздух, но не хватило тряпок. Пришлось поднимать в воздух дублера, собаку… В 1951 году Стоп уже работал слесарем, учился в школе рабочей молодежи. Параллельно занимался стрельбой и успешно овладевал приемами классической борьбы в ДТА на Цветном бульваре. Но в свои 14 лет он еще был маленьким, щупленьким ребенком, который вдруг не выдержал, надел галстук, шляпу и, взяв документы восемнадцатилетнего брата, пошел записываться в аэроклуб, в секцию планеризма и парашютизма.
Начальник подмосковного аэроклуба Рыжков Зиновий Филиппович, посмотрев на его сорок килограммов вместе с ботинками, на “папиросу в зубах для солидности”, отмахнулся:
— Восемнадцать исполнится, приходи!
Размахивая паспортом брата, на которого он был похож, Стоп добился в районном комитете ДОСАФ сопроводительного конверта с сургучными печатями, который он сам же и отвез в аэроклуб. Пузатый Рыжков — “Зиночка», как его ласково называли в клубе, распечатал конверт. Прочел “депешу’’ и, расхохотавшись, буркнул Стопу:
— Хорошо, принимаем.
И только через два года, когда Стоп получил первый разряд по парашютному спорту, имея 75 прыжков с парашютом, и летал на планере, Зиновий расщедрился и показал специально сохраненную им депешу из того конверта, в которой на фирменном бланке районного комитета ДОСАФ было написано: “Зинуля! Прими этого пиндюка, а то он грозит поехать в ЦК. Только парашют найди ему поменьше, чтобы ветром не унесло за границу! В нем всего-то, наверное, килограммов сорок. А вообще, готовься, в четверг нагрянем с ревизией! Я позвоню… Жму руку. Паздюков Сергей”.
После этих слов — “хорошо, принимаем”. Стоп словно летел по воздуху, и, не чувствуя своих ног, домой он прибежал только «верхней половиной». Откуда ему было знать, что на следующий день при прохождении медкомиссии, окулист ему скажет:
— Мальчик, да ты же дальтоник. Из книги ни одной таблицы не разгадал. Тебе не в авиацию надо идти, где обязательно надо различать цвета, а в художники. Там проще — “Черный квадрат” Малевича нарисуешь и… гений- живописец!
— А в 1951 году Стоп уговорил медсестру показать ему книгу Е. Рабкина по определению цветоощущения. Запомнил все сорок девять таблиц и потом, все двадцать пять лет летной работы, проходил успешно все летномедицинские комиссии с одним и тем же диагнозом “Годен к летной работе без ограничения’’. На что только не способен человек ради того, чтобы Стать Человеком!
В 1953 году круглый зал СК “Крылья Советов” на Ленинградском шоссе рукоплескал новому чемпиону Москвы по классической борьбе, шестнадцатилетнему перворазряднику Стопу, который имел также первые спортивные разряды и по стрельбе, и по парашютному спорту.
Добрейший человек, опытный тренер по классической борьбе заслу- женный мастер спорта А.А. Борзов (Сан Саныч, как его называли все московские борцы), понимая, что из его воспитанника, наверняка, выйдет чемпион мира, стал еще чаще уговаривать Стопа:
— Хочешь летать? Так поступай в МАИ, я тебя устрою в этот институт без экзаменов! Будешь летать в Тушино, в Центральном аэроклубе!
— Не могу, — отвечал Потапыч (так ласково называли Стопа борцы классической борьбы), — на летно-испытательную работу отбирают только опытных военных летчиков, налетавших не менее 300 часов на реактивной технике. — Так что дорога у меня одна — военное летное училище!
А борьбой я шею накачиваю, чтобы на больших перегрузках голова не отлетела. Но вы у меня, Сан Саныч, самый дорогой человечище!
Эти разговоры тренера с учеником повторялись каждый месяц. Последнее время они заканчивались в тренерской за чашкой чая, но всегда расставались, обнявшись, как отец с сыном. Даже, когда Стоп уже закончил с отличием аэроклуб. Налетал на самолете “ЯК-18” сорок два часа. Получил рекомендацию для поступления в истребительное летное училище, (а многим, за их “сопли в воздухе” и плавность на земле, рекомендовали идти только в “бомберы”). Даже тогда Сан Саныч грустно спросил:
— А может все же в МАИ?
В МАИ обязательно! Но после училища! — крикнул, убегая в заоблачную высь, способный к жизни Потапов, Медведев, Топтыжатник… Каких только прозвищ не давали Стопу: Мишка, Потапыч, Квазимода, Остап Бендер, Марсель Марсо, Марчелло Мастрояни, Графоман, Икар, иногда Топтыжка, а то просто “сорвиголова”. Одни — по-дружески, другие — от злобы, а третьи — от собственной бездарности, вмещающей в себя смесь тупости, серости и безмозглости.
А вот уже и я начинаю путать его настоящую фамилию.
…Уже в летном училище Стопа стали называть пророком. А началось с малого. На первом курсе ему кричали:
— Ну ты, блондин!
Стоп же, зная, что старший брат к этим годам уже стал темнеть отвечал:
— Скоро стану шатеном!
И к концу года, точно, потемнели волосы.
— А может ты знаешь, когда мы в отпуск пойдем? — спрашивали курсанты, и Стоп, запрокинув голову, закрыв глаза, повторял принимаемые сигналы из Топосферы:
«… Будут дожди, программу отлетаете осенью, отпуск первого ноября 1956 года…”
Но, когда все совпало, залихватские “ну ты, пророк”, прекратились. На втором курсе уже сыпались вопросы посложней:
— Потапыч, скажи, когда мы будем целовать попу? — спрашивали курсачи- сослуживцы, друзья-москвичи Меркулов, Протасов, Князев, Легостаев, Чайкин и другие. Дело в том, что в луганском летном училище, все предыдущие выпуски были через шесть лет. И был заведен обычай — при получении звания “лейтенант”, все выпускники должны были целовать стоящей в центре фонтана мраморной ныряльщице зад, предварительно натертый варом.
— Я не знаю, когда вы будете целовать, а вот мне лейтенанта присвоят уже в этом году 21 октября! — ответил Стоп, выпалив свое любимое число и прибавив к нему ровно шесть лет. Дело в том, что 21 октября 1951 года он впервые взлетел на планере.
— Трепло ты, а не пророк! — махнул рукой с присвистом, вечно сутулый’ душа коллектива гитарист — Славка Меркулов и курсанты стали расползаться по двухъярусным койкам. Но весной из штаба ВВС пришла команда “срочно сделать выпуск!” Парк реактивных самолетов “МиГ-15 БИС” был увеличен вдвое, керосина — под завязку, погода — по заказу и… 21 октября 1957 года был подписан приказ.
Проверка на «вшивость»
Молодые лейтенанты несли своего пророка к ныряльщице, зад которой ожидал паломников. Покачиваясь на вытянутых руках, Стоп впервые тогда подумал:
— А что, если Топосфера и вправду выполнила мою команду, чтобы убедить меня, что обратная связь существует и они прослеживают каждый мой шаг, каждое мое слово. Надо бы это проверить…!
Но мысль была прервана, надвигающейся округлостью мраморной попы
— Снимите ей трусы! — хотел пошутить Стоп, но в этот момент почувствовал удар, и время остановилось… Молодые офицеры не рассчитали и с разбегу, перепрыгнув бордюр фонтана, поскользнувшись в воде, ткнули так Стопа в попу, что он потерял сознание, а скульптура завалилась ..
Проходя службу в Горелово, Стоп, прогуливаясь по Ленинграду и увидя в окне кричащую десятилетнюю девочку, “включил форсаж” и через секунду, выбив дверь с проемом, выбросил насильника вместе с рамой на Невский. За это попал на гауптвахту, в камеру с надписью ‘Здесь сидел летчик Валерий Чкалов». Насильника же, который пришел в себя только на вторые сутки, отпустили. Он оказался родственником 1-го секретаря Кировского РК КПСС Романова Г.В. А в Забайкалье, куда после этого перевели Стопа, командир авиаполка полковник Шаталов мог перед строем «испражняться» словами:
— Наели морды, как свиньи, а хрюкать разучились.
И ничего, все подчиненные, от лейтенанта да полковника, терпели, слушали, молчали, пока мой лирический герой не написал в Главное политическое управление:
“22-ым истребительным полком ПВО Страны командует не полковник и коммунист, а князек и самодур!”
Возмездие не застало ждать. 1959 году, когда Стоп на своем натурном (12-ти метровом) махолете стал отрываться от земли, полковник Шаталов приказал прекратить испытание.
Тогда Стоп берет отпуск и продолжает испытывать махолет, который отрывает его от земли более чем на метр. Результат — помятое лицо при посадке и 10 суток гауптвахты от командира полка Шаталова. Пустячок, а приятно — эти десять дней Стоп отсидел в Читинской бывшей пересылочной женской тюрьме.
В 1968 году Стоп стал летчиком- испытателем ГК НИИ им. В.П. Чкалова. Может, поэтому летчики-испытатели ГК НИИ ВВС, узнав, что Стоп направлен к ним на летно-испытательную работу приказом Министра обороны СССР, в одноголосье заявили:
— Ну, ни хрена себе, чей-то сынок на нашу голову!
А этот Стоп — безотцовщина голодранная, еще не получив допуск на территорию ГК НИИ, уже поступил в Ахтубинский филиал МАИ ‘ Взлет»
В это время Стоп начинал знакомиться с прекрасными пилотягами, летчиками-испытателями Владимиром Плюшкиным, Григорием Горовым, Александром Кузнецовым и другими. Но, конечно, прежде всего, как говорят, с “испытателем от бога», командиром СЛИ- 1 (ГК НИИ ВВС) Героем Советского союза, Заслуженным летчиком-испытателем полковником Ивановым Василием Гавриловичем.
Это он давал путевку в небо самолетам Великой Отечественной войны — Як, Ла, и первому сверхзвуковому истребителю МиГ-19. Это он потом, в 1969 году, устроил в СЛИ-1 (службе летных испытаний) проверку «на вшивость» — дал всем летчикам одинаковые задания, полет на выполнение площадок, результативность которого зависела только от мастерства пилотирования самолетом. Раздав эти задания добавил:
— Всем даю по пятнадцать площадок, а то последнее время КЗА (Контрольно- записывающая аппаратура) фиксирует много бракованных материалов. А ведущая инженерия по испытаниям катит на нас бочку за брак в воздухе. Постарайтесь выполнить побольше зачетных площадок. Вот тогда и увидим, кто из вас ас, а кто просто трепло! (А чтобы площадка была зачетной, летчику надо скрупулезно выдержать определенное время — высоту, скорость, а также другие параметры в пределах минимального отклонения.)
На следующий день, после того, как продешифровали все результаты полетов, «ВГ (так ласково называли Иванова) собрал всех асов в летной комнате и с ухмылкой спросил:
— Как вы думаете, кто же больше всех сделал зачетных площадок? Заслуженные полковники Казарян, Петров, Бежевец, Князев, Рухлядко или кто-то из шустрых – Арбенев, Орлов, Кузнецов, Стогов, Берсенев, а может быть, кто-нибудь из недавно прибывших, например, испытатель Стоп?
Произошла небольшая пауза… Каждый думал о себе, что, дескать, он и есть тот самый, самый…, но паузу снова прервал «В Г:
— Ну, что остряки, где же ваши домыслы?
Первым распечатал тишину Володя Орлов:
— Да что говорить, небось, Санька Кузнецов штук двенадцать нашпилял.
А «ВГ», ухмыльнувшись, возразил:
— вот именно нашпы-ылял, но только всего девять!
Догадливых остряков стало больше…
— Казарян, наверно, десять!’
И снова с ухмылкой «ВГ»:
— Да, но только четыре! Еще меньше у Петрова и Бежевца, так что называйте, кто больше.
— Арбенев, что ли?
— Нет, у него всего шесть.
— Орлов, наверно?
— Нет, у него семь.
Перебрав почти всех и получая ответы: “Пять!», “Семь!”, “Четыре!” — пилоты переключились на другие темы. И вот здесь-то “ВГ” и ошарашил всех:
-А что же вы не спрашиваете про нашего молодого способного испытателя Стопа? Он ведь тоже летал и больше всех вас привез зачетных площадок.
— Неужто, десять или одиннадцать, — пропищал тонким голоском Казарян.
— Да нет же, — отпарировал Василий Гаврилович, все тринадцать и отличного качества. Хвала и честь ему!
И как всегда лучший остряк среди испытателей Гришка Горовой не замедлил вставить:
— Слава Славе! Славу Слава!
Все пошли в высотную комнату переодеваться, а “ВГ», пожимая руку Стопу, добавил:
— Как жалко, что Плюшкин Володя в командировке, а то бы он тебе составил конкуренцию. Молодчина, Слав, так держать!”
И эти слова были дороже всех других наград, которые дарили потом Стопу за всякие взрывы в кабине на сверхзвуке,- за вынужденную посадку вне аэродрома за озером Баскунчак и многое, многое другое…
Но дружеское, теплое пожатие руки самим “ВГ”, со словами “Так держать!» Стоп пронес через всю свою жизнь, потому как уже в том же 1969 году легендарного “ВГ” не стало. Эти инициалы — “ВГ”, как позывные во всей испытательной среде Военно-Воздушных сил, вызывали гордость у всех, кто как-то соприкасался с ним. Последние месяцы “ВГ” жаловался на боли в животе, а иногда спрашивал после обеда:
— А тебе ничего после этой солянки? Сейчас слетаю и надо будет провериться! — и уже после полета добавил. — Нет, я все же схожу, проверюсь… какая-то сволочь забралась в брюхо!?
И прямо со старта уехал в госпиталь. А там проверили и решили срочно оперировать, а когда хирург разрезал живот… ему стало страшно! — Все внутренности у “ВГ” были в раковых метастазах, 4-ая степень рака. У всех глаза залились слезами. Плачущая сестра тампоном удаляла слезы с глаз хирурга, который просто снова зашивал брюшную полость. Счет жизни стал отсчитывать последние дни… Василию Гавриловичу Иванову было всего 53 года.
1971 год. Надо же так случиться, что рядом с домом, где жил Стоп (ул.Набережная, дом 5, кв.15), решили поставить мемориал погибшим летчикам-испытателям. Это место на возвышенности реки Ахтуба было самым красивым местом города Ахтубинска. И здесь надо отдать должное и сказать спасибо Заслуженному летчику-испытателю, заместителю начальника ГК НИИ ВВС генерал-майору Микояну С. А.
… Это он, как локомотив, настырно пробивал строительство этого мемориала. А когда “Крыло Икара” построили, был объявлен конкурс среди всех поэтов. Предстояло придумать четыре четверостишия на четыре Стеллы, на которых будут высечены имена погибших летчиков-испытателей. Участвовали поэты Евтушенко, Вознесенский и другие, и прочие. Но, увы, все предложенное рифмоплетство было отвергнуто во всех летных и инженерных отделах института.
Стопу и в голову не приходила мысль, что он сможет написать эти строчки лучше известных всему миру поэтов. Тем более, что время было расписано поминутно. Днем — полеты на испытание и ожесточенная борьба с вооруженцами и командованием в доказательстве о не боеготовности всех систем вооружения фронтовой и истребительно-бомбардировочной авиации. Вечером — учеба в филиале МАИ “Взлет’. Ночью — работа над пятым махолетом “Икар-5” в подвале средней школы г.Ахтубинска (фото “Икар-5’’ помещено в “Авиационной энциклопедии-94 г.» на стр.331).
А по выходным дням — строительство 10-ти местного катера и гоночного глиссера “R-4″ с двигателем в 100 лошадиных сил и скоростью на воде 160 км\час. Для Стопа было зазорным жить на Волге, летать на сверхзвуке и телепаться по воде на “казанке” на скорости 30 км\час.
И вот, спустя несколько лет, когда Стоп увидел беспомощность “именитых поэтов», он взял и написал эти строчки, и под псевдонимом пустил по всем отделам ГК НИИ ВВС.
Вдохновленный птицей,
Окрыленный век,
Помним твои дела Человек.
Вы, как Икар, взмахнувши крылом,
Погибли, чтоб жить
И родиться потом…
В наших сердцах рождаетесь Вы,
Славные парни, Родины сыны.
Вы наши друзья, сыновья и братья,
О вас теперь песни птицы поют.
Мы с вами всегда и навеки в объятиях,
Продолжим Ваш героический труд!
И на удивление самого Стопа, во всех отделах поставили подписи о согласии видеть эти четверостишия на Стеллах мемориала. Но, когда до командования дошла информация, что это написал летчик — испытатель Стоп, то зарубили эти строчки на корню.
Итак, добившись цели, став летчиком-испытателем, Стоп постоянно
доказывает руководящему составу о не боеготовности всех самолетов
штурмовой авиации, в плане управления летчиком системой вооружения. По всему Союзу в строевых частях один и тот же плакат “Весь боекомплект с одного захода, точно в цель!” — подпись Главком ВВС маршал Кутахов»
А все боевые самолеты продолжают выпускать в серию со старой системой управления огнем, которая не позволяет пустить весь боекомплект прицельно в цель. По схеме, предложенной летчиком- испытателем Стопом, была сделана на Чкаловском заводе полуавтоматическая система ПСУВС, проверена в воздухе и одобрена всеми летчиками. Эта система позволяла переключать все виды вооружения и прицел без снятия рук с ручек управления самолетом и двигателем. О недоработках он неоднократно заявлял и Правительству и Министру обороны маршалу Гречко А.А. Например, в 1973 году, когда Стоп в паре с Медведевым С.С. на правительственном показе, устроили так называемый «медвежий цирк”.
…Надо было в паре перед трибуной, на которой маячили Гречко со свитой, уничтожить на 100 метров самолет- мишень. После того, как полковник Сергей Медведев поразил ракетой мишень, ведомый Стоп, которого в СЛИ-1 часто называли “медведем-Топтыжкой”, выбрал большой падающий кусок фюзеляжа и перед самой землей разнес его вдребезги. Фейерверк удался на славу. Да так, что маршал Гречко А.А. на построении личного состава не забыл радостно пошутить:
— У вас тут воистину медвежья хватка.
Где этот ведомый ‘Топтыжка», который восхитил нас и на тридцати метрах сумел всадить ракету в падающее хвостовое оперение мишени, — и когда Стоп вышел из строя, добавил, — А я вот, возьму и вычту из вашей зарплаты стоимость ракеты, которую вы, ради фейерверка, пустили по уже сбитой, падающей мишени!
На что Стоп ответил:
— Товарищ маршал, ракета стоит всего четыре тысячи, и я готов продать свою “Волгу”, чтобы купить пару ракет и еще раз предоставить вам удовольствие.
Министр Гречко А.А., его свита и участвующие в показе пилоты расхохотались. А после того, как хохот умолк, Стоп сразу же задал вопрос:
— Ракету-то я пустил и попал, а вот если бы мне в боевых условиях в бреющем полете, после пуска ракеты, надо было бы пустить еще и нурсы, а потом применить пушку, то я бы этого не смог сделать прицельно. Потому что все переключения систем вооружения и прицела находятся на приборной доске, а система управления огнем старая, времен войны и ее не хотят улучшать! Да, и вообще, мы здесь рискуем, хороним друзей, оформляем отрицательные заключения на ту или другую авиатехнику, а в Москве все запускают в серию, получая за это премии и ордена?
Лица у стоящих рядом генерала Манучарова и n-ка Семергея искривились, а улыбка у маршала Гречко А.А. сменилась на немое удивление. Повернувшись к адъютанту, Министр обороны только и успел что-то буркнуть: “Запишите!” и тут же поспешил сделать вид, что ему куда- то надо торопиться…
Не такой, как все
Главком ВВС, маршал Кутахов и его заместитель генерал-полковник Мишук не желают встречаться со Стопом, хотя, ознакомившись с его предложениями, активно содействует ему легендарный летчик, трижды Герой Советского Союза генерал-полковник Иван Кожедуб.
В 1975 году Стоп обнаруживает и составляет акт о том, что самолет, на котором он проводил испытания на помпаж двигателя, был без пиропатрона в катапультном кресле. Это грубейшее нарушение, граничащее с преступлением, попытались скрыть. Но, когда после письма в ЦК КПСС по всем этим фактам, с просьбой навести порядок в плане испытания и приема авиатехники в серию, вместо комиссии прислали всего одного генерала Морозова, и ему руководством ВВС и ЦК КПСС была поставлена задача — выручить Гайдаенко И.Д., который был другом самого командующего ВВС маршала Кутахова П.С., а тот был членом ЦК КПСС и родственником члена Политбюро ЦК КПСС Подгорного Н.В., то при таком раскладе — исход был предрешен.
Этот генерал из Москвы срочно посылает Стопа к врачу-психиатру майору Борисову, собирает летчиков- испытателей, которые заявили, что не дадут в обиду Стопа и знают вопиющих больше в сотню раз. К Стопу приставили майора Борисова двух солдат и предписание: “Сопроводить летчика-испытателя 1 класса полковника Стопа в Астраханскую психбольницу с диагнозом — шизофрения!”
— Не на того нарвались! — снова говорит Стоп и в сопровождении солдат вваливается в кабинет, где находится генерал из Москвы.
— Я к вам пришел, как к паршивому коммунисту без стука и разрешения потому, что считаю, что вы не достойны звания офицера, а тем более генерала! — выпалил Стоп продуманную заранее тираду слов и, не давая опомниться, продолжил:
— Вы, давая команду врачу, майору Борисову, не удосужились посмотреть в его журнал, где четко написано, что неделю назад, он же, проведя углубленный осмотр, написал мне в летную книжку, заверив печатью: “Годен к летной работе без ограничения, подпись Борисов!” летная книжка уже в Москве, у друга-маршала, который похлеще вашего Главкома! Вы хреновый шахматист. Я предвидел ваш ход. До встречи у прокурора!
Выйдя от генерала, Стоп уговорил знакомого врача сделать срочно копию “заверенного предписания», предполагая, что скоро поступит команда — предписание уничтожить. Так и случилось. Предписание порвали, а Стопа направили просто в Москву, в Сокольники, в ЦНИАГ, где обычно летчики и космонавты проходили летные комиссии. Наверное, решили — возраст под сорок, что-нибудь да найдем.
Тем более за двадцать лет летной и летно-испытательной работы Стоп неоднократно сажал самолет на «брюхо», взрывался с боекомплектом, садился с отказавшим двигателем вне аэродрома. Дважды ему давали команду: — “Катапультируйтесь!” Выполни он эти команды — и все дефекты отказов, приведшие к аварийной ситуации, ушли бы в землю. Самолеты бы приняли в серию и не известно, сколько бы еще летчиков погибло после этого.
… Высота полета всего сто метров. Самолет МиГ-27. Скорость максимальная, сверхзвуковая. Внизу, под кабиной, рядом с нишей передней стойки шасси разрывается несколько 37-мм снарядов от шестиствольной пушки. Взрывом разворачивает все внизу кабины и даже разрывает сиденье катапультного кресла вместе с парашютом, на котором сидел Стоп. В противном случае получился бы хороший гоголь-моголь, а уж о потомстве и говорить не приходится… Осколками зацепило даже закабинный топливный бак. Это место в баке потом проткнули простой иглой, как бумагу. Но это все было потом, а в то время… Взрыв под сиденьем. Сплошной дым в кабине. Стоп рвет ручку управления самолетом на себя и хватается за рукоятку катапультирования. Остается только дернуть, но мысль, опережая даже скорость света, дает команду:
«… сразу не взорвался, значит, успеешь-осмотрись».
Это и спасло Стопа. Высота за этот рывок ручкой управления на сверхзвуке стала более 1000 метров. Дым частично рассеялся, и Стоп увидел дыру в кабине и ошмотья парашюта под собой. На какие-то доли секунды перехватило дыхание. Это был бы его двухсотый прыжок, но без парашюта. Как опытный парашютист, он, наверняка бы сгруппировался перед ударом о землю, а может просто закричал, вырывая душу в пространство. Или, как смеются пилотяги: “Осталось только яйца оторвать!”
Доклад на землю был кратким. Тут же последовало: «20-ый, 20-ый, катапультируйтесь!, “20-ый, катапультируйтесь!”
— Парашют разорван, носовая стойка не выходит, буду садиться на основные с прямой. Идет повышенный расход топлива. Где-то разрыв в системе. В случае остановки двигателя, придется садиться… Обеспечьте поса…
— донеслось обрывком в эфире.
Эти обрывки последних фраз привели всех в замешательство на КП. Наступила зловещая тишина на земле и в воздухе. Ощущалась неотвратимость еще одной трагической потери из летно-испытательного состава. Кажется, совсем недавно летчики собирались в гараже — выпить по чарке за смерть А. Кузнецова. Перед этим — за смерть В. Жукова. Можно перечислить десяток летчиков-испытателей, ушедших в вечность за последние два-три года. И каждый раз, в день гибели летчика, испытатели стихийно собирались в одном из гаражей, чтобы помянуть “ушедшего” друга. И обязательно кто-нибудь, захмелев, произносил:
— Кто следующий?
Все смотрели друг другу в глаза, и потом, вдруг, через несколько дней они снова собирались, но уже по случаю следующей смерти своего собрата по работе, снова хмелели и снова звучала эта зловещая фраза:
-Кто следующий?
Кажется, совсем недавно, после произнесения талантливым испытателем Володей Плюшкиным этой фразы “кто следующий», единственный трезвенник среди испытателей Стоп добавил:
— А помнишь, Володя, когда Жуков разбился, и ты сказал «кто следующий”, стоящий рядом с тобой Саня Кузнецов отчеканил: только не я». А вот теперь и он нас покинул, Санька Кузнецов. Вечная ему память.
Когда в эфире повисла аварийная, оборванная на полуслове фраза Стопа»…парашют разорван… обеспечьте поса…”, многим испытателям, как они потом вспоминали, почему-то в голову ударили именно эти слова Стопа, произнесенные в гараже. И только молодой летчик-испытатель из ОКБ им. А И. Микояна, как его прозвали в ГК НИИ “жеребец Валерка Меницкий, спокойно, продолжая надевать высотный костюм и гермошлем, заметил:
— Спокойно, мальчики, Топтолет прилетит, он махолетчик, у него свои крылья.
Кто-то из старых испытателей, перехоронивший десяток таких зубастых, грубо одернул:
— Да, помолчи ты!
Но Валерка не унимался: — Чего молчать-то, когда я знаю его хватку. На экваторе, куда мы плавали вместе в круиз с Аликом Фастовцем, вдруг с ботика, плюя на все запреты, махнула в океан одна блондинка и тут же онемела, увидев всплывающую акулу. Мы все тогда застыли и стояли, как сейчас Вы с открытыми ртами, а Стоп схватил конец веревки, прыгнул в океан, обвязал им ошалевшую бабу и крикнул нам дуракам:
— Тяните!
Так, что чувствует мое сердце, где- нибудь, да сядет. И точно, Стоп мастерски посадил самолет на край бетонной полосы с остановленным двигателем, и в момент, когда скорость уменьшилась и стала опускаться носовая часть, самолет уже выскочил на грунт. Пропахав сотню метров на разорванной в клочья передней стойке, самолет зарылся в землю и затих…
Итак, как уже знает мой дорогой читатель, после того, как лирический герой Стоп обломал планы Главного штаба ВВС и избежал отправки в Астраханскую психбольницу, его отправляют в ЦНИАГ, в Москву. Но и там Стоп блестяще прошел всю врачебнолетную комиссию (ВЛК) без ограничений. Когда ему осталось подняться в барокамере на высоту 5000 метров без кислорода, и он уже сидел в барокамере, поступил звонок из Министерства обороны СССР… Стопа вытащили из барокамеры и отвели на обследование к директору Института психиатрии им. В.П. Сербского, доктору медицинских наук Д. Лунцу, чтобы он поставил Стопу психический диагноз.
При первой же встрече с Д. Лунцем Стоп выпалил подготовленную речь:
‘‘Комиссию ВЛК я уже прошел, мне осталось только подняться в барокамере на 5000 метров. Для здорового человека это пустяки. Не делайте глупость, которую совершил невропатолог майор Борисов в Ахтубинске, написав диагноз “шизофрения», чтобы отправить меня в Астраханскую психбольницу. Но он забыл, что неделю назад я прошел полный углубленный осмотр с диагнозом “годен к летной работе без ограничения”. Теперь я вас не боюсь, так как уже успел пройти всех врачей в ЦНИАГе. Как говорят блатные — «поезд ушел, гражданин начальник!”
После такого обоснованного изречения, Д. Лунцу осталось только написать положительный диагноз. И он его написал: « Стоп — высокоативная натура, которая может выдержать любые ситуации по службе.
Директор Института им. В.Сербского доктор м.н. Д.Лунц.
Врачи ЦНИАГ, понимая, что идет “удушение” здорового человека срочно пытаются снова поднять Стопа в барокамере на 5000 м., чтобы дать заключение о годности летчика-испытателя к летной работе без ограничения. Но снова звонят из Министерства обороны СССР и снова вытаскивают Стопа из барокамеры и направляют в буйное, психиатрическое отделение военного госпиталя с 3-х метровым забором. Но и на этот раз Стоп облапошил высокопоставленных дураков, выплевывая таблетки и передавая их с друзьями на волю. Точно так же, как это было показано в фильме “Полет над гнездом кукушки». На кульминационной точке это “удушение” прекратил пикет бауманских студентов с плакатами:
“Свободу Манолису Глезосу и летчику-исытателю Стопу!”
Членовозом пришлось снова везти Стопа в ЦНИАГ, где его с радостью встретили врачи, посадили в барокамеру и дали заключение: “Годен к летной работе».
Шел 1976 год. Ранним морозным утром я встретил выходящего из ЦНИАГа, годного к летной работе, усатого летчика-испытателя Стопа.
Вскоре он сам написал рапорт об увольнении из рядов Вооруженных сил. И после увольнения срочно пошел устраиваться в КБ различных авиационных фирм: “МиГ”, “Сухого”, “Туполева”, “Яковлева”. Но негласная телефонная директива на эти фирмы из ЦК КПСС сделала свое обычное, паскудное дело. Стопу на всех этих фирмах преподнесли дулю в нос.
Коллега и друг, шеф-пилот “Микояновской фирмы”, Герой Советского Союза Александр Федотов открытым текстом сказал Стопу: “Есть негласное указание — тебя на фирму не принимать!»
Осталась последняя Гризодубовская фирма в Солнцево, на которой не был-Стоп, потому как там занимались не испытанием самолетов, а испытанием оборудования, приборов и систем. На “Гризодубовской” фирме Стопа встретил заместитель по летной подготовке, заслуженный летчик- испытатель Петр Филиппович Кабрелев, один из старейших пилотяг ГК НИИ им. В.П. Чкалова. Он схватил в объятия Стопа и воскликнул:
— Стоп, я все про тебя знаю, мы тебя принимаем, у нас не хватает шести летчиков-испытателей. Завтра выходи на работу.
Но на следующий день, когда Стоп приехал на работу, П.Ф. Кабрелев почему-то грустно сказал: — “Шеф просил зайти к нему”. Как только они зашли в кабинет, новый Генеральный конструктор Билюнов А.Н. громогласно заявил:
— Петр Филлипович, нам же направили шесть летчиков из ШЛИ, так что уважаемому Стопу мы ничем помочь не можем.
Стоп, недослушав речь, встал и вышел…
И здесь, как вихрь ворвалась в его жизнь дельтопланная симфония полета, когда пилот, подвешенный на веревке к центру тяжести большущих крыльев, перемещая свое тело в сторону разворота, выполняет настоящий птичий полет. В тот момент, когда Стоп только осваивал дельтаплан, дельтапланеристы уже совершили полеты с гор. Летали в Карпатах и с горы Чегет, а Стоп им всем всегда твердил: “Вот обождите, научусь и натру всем вам нюх!”
Так оно и вышло… Уже через месяц, осенью 1976 года, в Москве, на склонах в Крылатском, в воздухе можно было увидеть ликующего пилотягу Стопа, совершающего очередной полет на дельтаплане.
(При использовании материалов или цитировании обязательно указывать ссылку на автора и сайт «Ахтубинский пилот»)
Почему- то мне кажется что поступил Топтыгин С А на факультет Взлет МАИ в 1967 ,а не в 1968 году как у вас указано.Конечно может и в 1968 году ,но тогда только на второй курс.